в прошлое, до востребования.здравствуй, черноглазое мое безумие. знаешь, я вспоминаю тебя непозволительно часто для того, кто еще шесть лет назад пообещал вырезать тебя из сердца: если надо, то вместе с ним. а потом я попал в рай, черноглазый, представляешь, настоящий рай - когда ты растянул в улыбке свои бледные змеиные губы. ты сказал: не надо. а еще ты добавил: я хочу, чтобы ты сделал это своими пальцами. помнишь? ты назвал меня: волчонок. и острая хрипотца твоего голоса крестом располосовала мои ключицы. самый любимый шрам. а жаль, что ты так и не коснулся ножом моего лица - твои линии так изящны и плавны, что мои неровные рубцы похожи на издевку. наглую, грубую издевку - пародию на улыбку, что больше не сойдет с губ. тебе понравится, знаю. волчонок больше не будет грустить. why. so. serious. это фантомные боли, черноглазый, помнишь ведь, чем опасны феврали для таких, как мы? каждое утро я выскребаю из-под ногтей засохшую темную кровь, омерзительно мертвую, чужую кровь, и думаю, что у нее цвет твоих глаз. что ты сделал со мной, вот что шепчу я вместо привычной молитвы, опускаясь на разбитые колени. жив ли ты вообще? запрокидываю голову, чтобы услышать шум в ушах, каждый раз надеясь распознать в нем такое желанное "нет". был ли ты когда-нибудь живым, вот что действительно важно. я никогда не спрошу. где же проебали мы всю свою нежность, черноглазый? скажи: а ты еще помнишь, какова на ощупь чужая кожа, если гладить ее пальцами, а не скальпелем? а мне вот это снится, непозволительно часто снится, и почему-то каждый раз, когда я думаю о тебе. каждый год, в чертов февраль. сегодня - в шестой раз. слишком часто, у меня передоз тобой, черноглазый, и это больно. любить - это больно. взгляни. на месте моего сердца остались лишь жалкие лохмотья сосудов, засохшие, ненужные, обескровленные. смотри! я умер и сгнил, черноглазый, умер и сгнил, так какого хуя, ответь мне, ублюдок, какого хуя я продолжаю тебя любить?
прости. меня. Эльрик. но разве прозвав меня волчонком, ты забыл, что ручных волков не бывает?